зять Торира, закутанный в медвежью шкуру, поверх которой лежала тяжелая серебряная цепь. Он ласково принял ярлову дочь, приказал взять ее сундуки с рухлядью, вежливо поблагодарил Дагну Сильную за хорошую работу и снял для нее серебряный браслет в оплату. Дагна покрутила его, покрутила, затем положила на бревно и разрубила пополам.

— Альрик, твоя часть, — и кинула половину браслета нашему хёвдингу. — Ну, прощайте, сноульверы! По желанию Фомрира свидимся еще. Хотя никакие вы не волки, так, червячки еще.

Махнула нам рукой и ушла, покачивая самой великолепной задницей на свете.

Альрик подождал, пока она уйдет, а потом объявил, что мы остановимся тут на несколько дней. Нужно обновить припасы, починить оружие и доспехи, кому нужно, подлечить Рыбака. Я захотел прикупить себе наручи, нагляделся, как те самые снежные волки рвали в клочья запястья. Куртка, что досталась мне от оставшегося безымянным убитого из хирда Торе Длинный Волос, была без рукавов, и руки у меня оставались самыми незащищенными. Тулле согласился прогуляться со мной.

Кривой Рог впечатлил бы меня больше, будь он первым увиденным мной городом после Сторбаша, но и сейчас я был удивлен, увидев каменные дома. Неужто удобно жить в доме, сложенного из холодного камня? Это ж как будто в погребе живешь, и зимой, и летом зябнешь. Все же деревянные срубы как-то уютнее и ближе. Подивился я и огромной площади, на которой торговцы разложили свой товар и кликали народ посмотреть да пощупать его своими руками. Я загляделся на выставленных рабынь, некоторые из них были молодыми с хорошими белыми зубами и крепкими грудями, но Тулле вовремя напомнил, что Альрик не пустит на корабль с рабынями, какими бы привлекательными они не были.

Еще удивил меня один мужик с черными кучерявыми волосами и такой же кучерявой бородой. Он размахивал ножницами и гребнем и кричал:

— Кому бриться-стричься! Волос крашу, завиваю, укладываю. Кудри будут как настоящие.

Я сначала даже не понял.

— Так зачем кому-то это нужно? Что у меня рук, что ли, нет, чтобы себя постричь?

— Молодой воин! — он заметил интерес и тут же вцепился в меня. — У тебя отличный волос, густой, пышный. Могу осветлить так, что само солнце позавидует золотому блеску на твоей шевелюре.

Я тоже поддался веяниям нашего хирда, но выбелил себе не отдельные пряди или челку, как остальные, а заплел тугую косу и сверху намазал щелочной раствор, потом смыл и распустил. И получились у меня белесые пятна словно у пегой лошади. Мне нравилось.

— Мне и так хорошо. А ты чего же с ножницами здесь сидишь? Иди лучше в море! У тебя всего одна руна, разве это дело?

— Я не воин. Я цирюльник. Это мое ремесло, и им я зарабатываю на жизнь. Иди отсюда, раз не хочешь стричься.

Мы с Тулле ушли, но я еще долго оглядывался и спрашивал друга:

— Как может быть ремеслом стрижка волос? Неужто он больше ничего не умеет? Каждый мужчина должен уметь многое: и убивать, и на корабле ходить, и с рогатиной охотиться, и детей растить, и дом поставить, и поле вспахать. А он только ножницами машет? Что это за мужчина такой?

Тулле смеялся:

— В городах еще и не такое можно встретить. И разве ты не понял, что не из наших он? Пришлый какой-то. В чужих землях, я слыхал, у каждого лишь одно умение. На многое у них разумения не хватает.

К счастью, вскоре мы наткнулись на кожевенника, и тот быстро спроворил мне наручи из твердой, как дерево, кожи. Крепкие, толстые, они плотно облегали руку и запястья до локтя, не мешая движению, и затягивались прочным шнурком, который можно было хитро спрятать внутри.

Я все еще разглядывал обнову, за которую отдал аж полмарки серебром, целую корову за двое наручей, как из толпы вынырнул невысокий тощеватый парень, видевший не меньше двадцати зим. Некрасивый, с черным кучерявым волосом на макушке и на лице, он сразу мне пришелся не по душе, напомнив иноземного цирюльника.

— Тулле, сын Скаге, ты ли это? — притворно осклабился он, широко распахнув руки.

— Свартольв, сын рабыни, — холодно поприветствовал его Тулле. — Далеко ты ушел от дома.

— Так ведь после убийства отца, единственного, кто хоть как-то признавал меня, я уже не мог там оставаться. Ко мне относились как к презренному треллю.

— Кем ты и являешься.

— Наполовину. А наполовину — я сын твоего дяди. Считай, двоюродный брат.

— Дядя тебя не признал, и я не стану.

Тулле хотел уйти подальше от этого Свартольва, обогнул его и двинулся дальше, как тот вдруг крикнул на всю площадь:

— Я слышал, что ты баб избегаешь. А теперь выгуливаешь пегую кобылку?

Я в одно мгновение развернулся, прыжком очутился рядом с рабьим сыном, вытащил нож и приставил его снизу к подбородку.

— Все слышали, он назвал меня кобылой? — рявкнул я, едва сдерживая руку. — Кто готов засвидетельствовать?

— Хакан, сын Эйнара! — отозвался парень неподалеку.

— Эрик, сын Сверра.

— Фолке, сын Анлафа.

— Этого достаточно, — сказал я и вонзил ему нож до самого неба. Свартольв, даром что имел три руны, распахнул рот и заорал, располосовав себе язык до самого кончика. Я улыбнулся ему в лицо и выдернул нож. Из его поганой пасти пена мечей[1] хлестала ручьем. Он свалился на землю и судорожно заикал, захлебываясь собственной кровью.

— А теперь я готов сообщить любому, кто спросит: Кай, сын Эрлинга, собственной рукой порезал слишком длинный язык Свартольву, сыну рабыни, за смертельное оскорбление. Я из хирда Альрика Беззащитного, наш корабль называется «Волчара». Отвечу на любое обвинение и сделаю то же самое, если будет на то нужда.

Никто не выступил в защиту Свартольва, так что мы с Тулле пошли дальше.

— Почему ты просто не убил его? — спросил меня друг. — Ему придется помучиться перед смертью.

— Не хочу, чтобы он попал в дружину к Фомриру и продолжал трепать своим языком. Пусть сдохнет, как жалкая овца. Надеюсь, ты не будешь мстить? Все же он был твоим родственником.

— Никто в нашей семье не признавал его родней. Лишь в его голове между нами было что-то общее. Если бы он был достойным человеком, дядя мог бы его и возвысить из рабов в свободные люди.

— Вот и ладно. Не хотел бы я, чтобы между нами была кровная вражда.

И мы направились в ближайшую пивную, чтобы отметить покупку таких отличных наручей.

Глава 4

Разбирательство по убийству Свартольва было коротким. Местный ярл, отец жениха, пригласил весь наш хирд, опросил свидетелей. Дагна